Нарисованное мною сердце (пролог к роману "Нокаут чемпиону")
Мне надо что-то написать. Срочно что-то написать. Зачем, для кого и что это будет — пока неизвестно. Для начала надо просто вырвать какой-нибудь эпизод, мысль, ощущение или даже предмет из тени небытия — из прошлого, из собственной фантазии или из неразгаданного, смутного сна. Именно из этих снов и рождается обычно нечто, обрастающее плотью. Главное, чтобы внутри этого нечто появилась кровоснабжающая система — сердце, запускающее жизнь, толкающее кровь по нарисованным мною сосудам… Откуда берётся движение в этом сердце, что есть эта кровь — автору уже неизвестно и неподвластно — она или есть, или нет.
Дай мне, Боже, пульсации жизни в моём новом романе! Ведь только Ты можешь подарить первый импульс любому существованию, только благодаря Тебе планеты крутятся, а люди рождаются. Только Ты можешь вложить душу в свои творения, а потом — в творения Твоих творений, послать вдохновение, не объяснимое ни способностями, ни образованием, ни генетикой автора. Дай мне написать эту историю так, чтобы потом, когда услышу по радио знакомую мелодию, почувствовать ностальгию — но не свою, а собственных героев.
Они — это я и не я одновременно. Я живу в них, но они живут и вне меня. И я иногда им завидую, а иногда, наоборот, радуюсь, что они — это не полностью я. Они созданы мной, я сама посылала им испытания, счастье или беду, я решала, какой конец будет у их истории. Но какое я имела на это право? Нет, это решала не совсем я. Или совсем не я. Я только создала их оболочку, погрузила в определённые обстоятельства. А дальше… я только и успевала, что записывать, стенографировать — но всё должно было происходить так, а не иначе, даже если мне ужасно хотелось, чтобы всё стало по-другому. Я боролась с собой, пыталась свернуть их на другие пути, но они — мои герои, сразу чувствовали фальшь и отказывались жить по моим законам. Они жили только так, как подсказывало им нарисованное мною сердце…
Сейчас… сейчас я достану из небытия ещё одну героиню. Я пока не знаю, кто она и как её зовут. Её зовут… никак не нащупаю… подождите… кажется, Елена. Приглядываюсь — как же она выглядит… Нет, не будем начинать снаружи. Я уже спотыкаюсь, потому что она вытесняет, замещает меня, хочет дышать и говорить сама, без комментаторов. Автор освобождает сцену и выпускает актёров. Нет, не так, вы ещё слышите мой голос? Автор растворяется и исчезает на заднем плане в лёгкой дымке. Он ещё просочится к вам, главное, следить, чтобы не слишком хозяйничал и знал своё место… Но в финале он попробует вылезти — полюбоваться на то, что сотворено его героями, какими потерями или находками усеяна сцена, как аллея осенними листьями. Впрочем, если на сцене по-настоящему жили всё это время, то его появления никто не заметит. Но герои почувствуют чье-то дыхание. Если пьеса удастся, то это будет вовсе не дыхание автора. Я так надеюсь, что это будет дыхание нашего общего с ними Творца…