Стерва

СТЕРВА

Единственный приличный ВУЗ в их провинции – да и в том преподов не хватает. До третьего курса Миха учился нормально, не дурак, какие-то курсовики делал сам, с другими помогали подружки – Светка вот лекции за него частенько писала, когда ему хотелось с утра поспать. Экзамены сдавал – даже пятерки иногда получал, если хоть немножко готовился. Не лучше, но и не хуже других.

На четвертом, предпоследнем курсе у них появился новый предмет – «Мировая экономика и международные финансы», да еще уволилась старенькая англичанка. Вот и взяла оба этих предмета Ольга Сергеевна. Женщина лет под сорок, приятная, можно сказать симпатичная, но какая-то неживая. Читала свои предметы негромким ровным голосом, ни на кого не смотрела. Вот только на него, Миху, один раз так зыркнула, прямо уставилась, да и потом частенько бросала на него странные взгляды. Даже пацаны заметили и стали ржать, что англичанка в него влюбилась. Пророчили, что уж ему-то она пятерку поставит, не глядя. То есть, наоборот, «глядя», ха-ха. Светка злилась, она и так к каждой юбке его ревновала. А что он, виноват, что ли… девчонки сами на нем виснут. Да он Светке и не изменял почти никогда. Ну а тут уж совсем смешно – не собирался он с этой Ольгой мутить, ради какой-то пятерки.

Английский ему, правда, давался не очень. Учил что-то в школе, во временах этих путался, но не слишком переживал, уж какой-нибудь там «Лондон из ве кэпитал оф ве Гриат Британ» на экзамене выдаст. С «Мировой экономикой» было посложнее, там надо было учить, конспекты он нормально не вел, но перед экзаменом честно просмотрел билеты и все, что подсунула ему Светка – на тройку сойдет, а может и на четверку, что-нибудь наболтает.

Накануне «Мировой» Ольга раздала всем темы курсовиков, дала свою электронную почту и сказала, что если курсовик ей понравится, то поставит четверку автоматом, а кто хочет на пять, пускай мол сдает, как и все остальные. Светка написала оба курсовика – себе и ему, отправили Ольге. У Светки она приняла, а ему отписалась коротко: «на экзамен». Он пришел, особо не переживая, ну ведь правда – не первый экзамен в жизни, и тут его ждал сюрприз.

Во-первых, она сама назначила, кто в каком порядке сдает – обычно преподов это не колышет. Миха оказался последним. Ребята снова поржали – наверное, хочет остаться с ним наедине. Ну они и остались. Светка, правда, ждала в коридоре.

- Тяните билет, Яковлев, - сказала преподша и зыркнула на него, как и тогда.

Билет попался не слишком сложным, кое-что он знал, запомнил на лекциях, накатал черновик, начал рассказывать, довольно быстро иссяк. Ольга задала вопрос – он что-то там ответил, другой – попытался тоже. В общем, не хуже других, это точно.

- На пересдачу, - холодно заявила Ольга.

Кинула ему зачетку с неудом и прямо-таки просияла, такой вид у нее стал довольный, какого он никогда на ее унылом лице не видел.

- Как так, Ольга Сергеевна, - включил все свое обаяние, Миха. – Я ж готовился… Ну, спросите у меня что-нибудь еще.

- Разбежался, - ядовито сказала Ольга. – Свободен.

Полюбовалась его ошеломленным видом, встала, подхватила свою сумочку, и была такова.

Как оказалось, завалила она только его, и это было прямо сказать, ну очень неприятно. И непонятно. Все с удовольствием обсуждали эту явную несправедливость, ругали Ольгу и горячо сочувствовали Михе.

- Говорили тебе, влюбилась она, а ты не слушал, - увещевал его друг. – Поулыбался бы ей, свидание назначил, а ты при ней Светку лапаешь, конечно, она разозлится.

- Иди ты… - вяло отбрыкнулся Миха.

На английский он шел уже с опаской, и не зря. История повторилась, он снова сдавал последним. Правда, тут он бы и сам себе выше тройки не поставил – ну так и поставила бы ему трояк. Он так ей и сказал, и улыбаться пытался тоже.

- Ты не знаешь на тройку, - отрезала Ольга и снова уставилась на него своим довольным, мстительным взглядом.

И Миха, самого себя презирая, сдался.

- Олечка Сергеевна, - сказал он так проникновенно, как только мог. – А можно… можно мне тогда с вами дополнительно позаниматься… Мне бы хотелось… увидеться с вами…

Она расхохоталась так, что ему стало не по себе. Это был какой-то жестокий и страшноватый смех. Он даже представить себе не мог, что тихоня так может.

- Яковлев, - сказала она, прищурившись, когда отсмеялась, - тебе, дорогой, все в жизни легко дается, я посмотрю. Знаю я таких… Так вот, солнце, с этого дня у тебя трудности. Большие-большие трудности. Пошел вон.

После двух пересдач обоих предметов Миха понял, что она его ненавидит. За что только, понять он не мог. Не влюбилась, это точно – он же ей предлагал. Но смотрела на него так, словно он сделал ей что-то очень-очень плохое, и вот, наконец-то, у нее появился повод ему отомстить.

Начался новый семестр, настроение было отвратительным. Он прилежно посещал все ее лекции, не теряя надежды. Предстояли последние пересдачи – не сдаст оба предмета – на отчисление. Она как будто не замечала его, но, если Миха ловил на себе ее взгляд, холод начинал бежать у него по спине. Никто не верил, но он чувствовал: отчисление – это именно то, о чем она горячо мечтает. Хотя по-прежнему не мог понять, почему.

***

Это был ее звездный час, наконец-то. Наконец-то она забьет последний гвоздь, наконец-то на этой сытой, довольной, смазливой морде появится ужас. Наконец-то ему не повезет. Таким, как он, везет всегда и везде. Порхает из одной постели в другую. Плевать такому на чувства, на то, сколько горя принес, смотрит так, словно все должны его обожать, словно сама жизнь должна его обожать.

На этот раз обломается. Жаль, что это все-таки не тот, другой. Но какая разница. Он такой же, совершенно такой же. И похож – ну просто одно лицо. Тот тоже смотрел на нее своими масляными карими глазами с такой же снисходительной улыбочкой – куда она от него денется.

А ей и было-то всего девятнадцать. Он учился на параллельном потоке, в этом же самом вузе, в каком же еще, и она была влюблена в него с первого курса. На четвертом – какое совпадение! – они оказались в одной компании, и его взгляд упал на нее. Конечно, она растаяла. А потом растаял его след. Это если образно говорить, потому что он никуда не делся, просто перестал ее замечать, потерял интерес. Кое-что он, правда, оставил – она оказалась беременной, с первого и единственного раза. Он даже не озаботился тем, чтобы предохраняться, зачем. Какая банальная история – банальная, когда это с кем-то другим, с соседской девчонкой или однокурсницей. А она – отличница, гордость мамы и папы, английская школа, – и вдруг такое… Родителям она рассказать не могла, такой позор, унижение…

Набралась смелости, выловила его как-то в институте, вытащила из объятий очередной подружки. Сказала, глядя в пол. Как последняя дура, пустила слезу. «Не мои проблемы, - ответил он безразлично, - сделай аборт».

Посоветовалась с подружкой – тогда у нее еще были подружки. «На фига тебе рожать, он помогать не станет, а тебе учиться, ты такая умничка, а с ребенком – крантец, все ходы закрыты», - сказала та. Ольга и сама так думала. Не хотела она никакого ребенка, и видеть его не желала. Нет, никакой трагедии не было, она смогла бы еще забеременеть, сказал врач. Просто она больше не хотела. Не хотела никаких мужских взглядов, заигрываний, разговоров, а потом - потных горячих тел, всю это похоть, ложь и предательство. Она никому больше не верила.

Но забыть о таком не могла. Почему, за что она должна была все это перенести – это отчаяние, страх, стыд, холодных докторов, металлические манипуляции с ее молодым, девичьим телом, всю эту мерзость и гадость… Почему должна была еще полтора года видеть его в коридоре – по-прежнему порхающего и счастливого, с новыми девками, ничем, ни одной морщинкой не расплатившегося за ее страдания?

Она окончила институт с красным дипломом, работала по специальности, пару раз поменяла работу, у нее все получалось. Мужчинам она иногда нравилась, но ее считали слишком скромной и замкнутой. Она ходила на дни рождения к коллегам, мило улыбалась, мало разговаривала, от предложений встретиться тупо отнекивалась. Ее навсегда отвратило от всего этого – бывает же так.

Спустя годы на работе ей стало тускло, чего-то не хватало. И однажды ей позвонил Вадим – проректор того самого института. Вадим был женат на одной из ее прошлых коллег, они виделись иногда на общих посиделках. Сказал, что им нужен преподаватель, помнится, она прекрасно знает английский. Да и экономику может читать. Она представила себя за кафедрой, девочки и мальчики внизу перед нею, и неожиданно согласилась.

Потом она поняла, что Вадим вспомнил про нее не просто так. Оказалось, жена его умерла два года назад, и, судя по всему, он был не прочь пообщаться с Ольгой поближе. В ее планы это не входило. Вадим - человек хороший, сразу видно, но она не собирается ни за кем подбирать. Ему, ясное дело, теперь щи сварить некому, вот и ищет себе новую прислугу. Да еще растить чужого ребенка. Нет, она никогда больше не станет средством для удовлетворения мужских потребностей.

В институте, в тех же коридорах, ее охватило дежавю, но теперь все было иначе. Теперь она была не там, внизу, нынче у нее была власть. Все, что она испытала когда-то в этих стенах, теперь можно было исправить, перечеркнуть, теперь она могла отыграться. Она вглядывалась в лица студентов, которым преподавала, словно кого-то искала. И вот – нашла. Точно, он. Просто копия. Тот же наглый взгляд, классная фигура, стрижка, всеобщий любимец. И поняла, ради чего она здесь.

И вот он сидит перед ней – уже не такой самовлюбленный и уверенный в себе, как на первом экзамене. В глазах страх. Правильно, мальчик, бойся.

- Неуд, - сказала она и кинула ему зачетку.

- Ольга Сергеевна! - взмолился он. – Ну что мне сделать, на колени перед вами встать? Да я ж эти конспекты уже наизусть почти знаю! Ну это несправедливо! Вы Спиридонову четверку поставили, - я что, на трояк не ответил? Ну ладно английский, ну хоть Мировую поставьте, меня же отчислят!

- Конечно, отчислят, - с удовлетворением сказала она. – Тебя надо отчислить.

- Как, почему? – растерялся он. – За что?

- За то, что такие мерзавцы как ты, не знают трудностей. Вам все само идет в руки. Тебе будет полезно пострадать.

- Да что я вам сделал-то?! Четвертый курс, мне остался год!

- Ничего тебе не осталось, не мечтай.

- За что? За что вы мне жизнь ломаете?

- А ты отравляешь этот мир - самим фактом существования, - пропечатала она, наслаждаясь эффектом.

- Да вы… да ты… тварь ненормальная! Сука конченая, психичка, вот ты кто! Я на тебя жаловаться буду! Тебя уволят!

- Прекрасно, - она даже потерла руки и показала ему лежащий рядом мобильник. – Я все записала на телефон. А теперь пошел вон.

***

Вадим слушал сидящего перед ним пацана и не понимал. Не может такого быть, Ольга Сергеевна такая чудесная женщина. Умная, милая, рассудительная. Он до сих пор хотел пригласить ее на свидание, искал повод. А она такая серьезная, не знаешь, как подойти.

За все годы Вадим отчислил только двоих – один так ни разу и не пришел в институт после поступления, а второй регулярно нарушал правила проживания в общежитии, попойки да гулянки. Яковлев явно не из таких.

Но Вадим даже представить не мог, чтобы Оленька так поступила с нормальным парнем, да просто, с человеком. Тут что-то не то. Тем более мальчик и сам не мог объяснить, за что она ему мстит. Ну бывает, конечно, не сходятся характерами студент и преподаватель, но тут что-то необъяснимое. Яковлев этот чуть не плачет. Сам честно рассказал, что не сдержался и обозвал ее под конец.

- Давай-ка устроим очную ставку, - сказал Вадим. – Надо ведь выслушать обе стороны.

- Да не верьте вы ей, - вытер глаза парень. – Она ненормальная. Даже и не скрывает, что хочет сломать мне жизнь.

- Я давно знаю Ольгу Сергеевну, - строго сказал Вадим. – Не смей так говорить, она добрый и порядочный человек. Мы поговорим с ней.

Очная ставка была короткой, но яркой.

- Ольга Сергеевна, - убеждал Вадим, - вот Яковлев, он неплохой студент. В зачетке ни одного неуда до этого не было, все сессии вовремя… ну давайте как-то найдем общий язык.

- Да вы примите у меня экзамен при ней! – в отчаянии сказал парень. – Вы сами увидите!

- Я ему тройку не поставлю, - спокойно и тихо сказала Ольга. – Он не знает на тройку. А английский и на двойку не знает.

Она всегда говорила спокойно и тихо, и этим особенно нравилась Вадиму. Но в глазах у нее была какая-то металлическая точка, и она пугала.

- Хорошо, - устало выдохнул Вадим. – Соберем комиссию.

- Зачем комиссию, на отчисление? – испугался Яковлев.

- Сдашь экзамен комиссии. Если комиссия примет, значит, останешься.

- Тогда не останусь я, - так же тихо, но твердо сказала Ольга. – Если вы не доверяете моему профессионализму…

- Так, Яковлев, выйди, - Вадим махнул парню рукой.

Тот ретировался.

- Оля, я не понимаю, - он обратился к ней неформально. – Ну неужели все так запущено?

- Он мне страшно нахамил, я видеть его не хочу на своих занятиях.

- Да, я понимаю. Но знаешь, я уже пятнадцать лет работаю в ВУЗе. Те, кто не учится вообще, они начинают заваливать уже со второй-третьей сессии, но не с четвертого курса и не единственному педагогу. Так что, если он сдаст комиссии, я его оставлю.

- Ясно. Мужская гребаная солидарность.

- Что, прости? – недоуменно спросил Вадим.

Он словно видел ее сейчас в первый раз.

Ольга резко развернулась и вышла, а он огорченно смотрел ей вслед.

***

Комиссии Миха экзамены не сдал. Словно эта Ольга и впрямь его прокляла. Приехали бородач и две тетки из области, проректор тоже был там, но он не ожидал, что Ольга тоже придет. «Имеет право», - сказал проректор.

Накануне он так перенервничал, сидел, обложившись учебниками, Светка, через слово чихвостя Ольгу самыми страшными ругательствами, проверяла его по книжке. Потом он лег спать, вертелся, не мог заснуть, утром, ничего не соображая, с перепутанными мыслями, пришел и увидел ее. А увидев, словно онемел. Она сверлила его ненавидящим взором. Он представлял себе накануне как выпалит комиссии все ответы, четко и громко, но в итоге только что-то блеял и мычал.

На пересдаче английского вопросы преподавателей воспринимались ему бессмысленным шумом, в тексте все времена перепутались. Он видел боковым зрением злорадную морду Ольги, огорченного проректора…

Психанул, сам, не дожидаясь отчисления, забрал документы и ушел. Пусть стерва банкует. Проректор в последний день вызвал его и сказал, что сделать ничего не может, но предлагает восстановиться через год. «Ага, восстановиться, - бесцветно сказал Миха. - Меня осенью в армию загребут …»

Матери он так ничего и не рассказал, да и не до него ей было, лечение было тяжелым и занимало все ее мысли. Можно было позвонить отцу в Питер, но что ему говорить? Давай, я приеду, папа, к тебе и к твоим новым женам и детям?

И Миха устроился на работу в пиццерию, в другой район, чтобы ни одной знакомой морды не встретить.

***

Всю весну она просто летала. Преподавала жестким, хорошо поставленным голосом. Получала прямо физическое удовольствие, глядя на эти недовольные, но трусливые лица – вы все, все от меня тут зависите. За летний отпуск – пустой, как всегда, и никчемный, в санатории, где большую часть контингента составляли пенсионеры, да еще гармонист, который каждый год пытался с нею заигрывать (правда, все с меньшим энтузиазмом), ее радость себя исчерпала. Она ждала осени, ждала, когда к ней придут новенькие студенты.

Этот парень был не слишком похож на того мерзавца, но, несомненно, из той же породы. В любой группе, на любом курсе такие есть. И она отыграла с ним ту же программу. Парню предстояла уже третья пересдача, и…

Накануне ее вызвал к себе Вадим. Лицо у него было осунувшееся.

- Оля. Что происходит, - спросил он.

- Ничего, а что случилось?

- Звягинцев.

- И что, я не имею права? – подняла брови она. – Если он не знает предмет…

- Оля… прости, я вынужден тебе сказать… Это работа не для тебя. Мне кажется, мы должны расстаться.

- Попробуй меня уволь, - спокойно ответила она. – Я восстановлюсь через суд, а еще покажу всем запись, как меня с твоего разрешения оскорбляют ученики.

***

Звягинцев по совету Вадима перевелся на другой факультет, где Ольга не вела, и выбрал немецкий вместо английского. Ольга была недовольна, но проработала еще год, и Вадим ничего не мог с этим поделать – уволить преподавателя действительно нелегко. Тем более ВУЗ - это не частная лавочка, поди объясни всем этим проверяющим, почему ты хочешь избавиться от педагога, когда у тебя даже основные часы вести некому.

Он в бессильном отчаянии наблюдал, как Ольга Сергеевна выбирает себе в каждой группе очередную жертву, готовясь к летней сессии – всякий раз мальчишку-красавчика. Вадим решил не сдаваться, он подыскивал замену и подыскал. Хотя не знал, как к этому подступиться. Все решилось в один день.

Группа, в которой учился тогда Яковлев, заканчивала обучение, сдавали госэкзамены и писали диплом. Студенты подходили к нему подписывать работы, и Вадим спросил одного из ребят, не знает ли он, как там Михаил. Ходил ли в армию, не хочет ли восстановиться.

- Нету Мишки, - мрачно ответил парень. – Пропал. Говорят, то ли повесился, то ли избили его до полусмерти. Всякие слухи ходят. Телефон давно не берет.

Внутри у Вадима что-то оборвалось. Чувство вины захлестнуло его… Это он, он виноват.

Трясущимися руками он набрал номер и вызвал к себе Ольгу. Сухо рассказал ей то, что услышал и посмотрел в глаза. Хотел увидеть вину, но… Так страшно ему никогда еще не было. У нее были счастливые глаза. Счастливые! Никаких угрызений совести, ничего. «Так ему и надо», - было написано в этих глазах, которые Вадим когда-то считал добрыми и привлекательными.

Тогда он сказал то, что давно уже должен был сказать. Сказал, не глядя на нее больше.

- Тебе нельзя работать с людьми. Ты уволена.

Она открыла было рот, но он перебил.

- Напиши лучше заявление по собственному. Если не хочешь по статье.

- По какой еще статье? – нахмурилась она.

- У тебя два прогула. Тридцатого мая и двенадцатого июня.

- Я проводила занятие онлайн, - уверенно заявила она. – По регламенту это возможно. Курсовые прислали не все, и не было необходимости ехать…

- Но ты отметила эти часы, как будто присутствовала на работе. А тебя не было. Свидетели подтвердят. И мне почему-то кажется, что студенты тоже скажут, что никакого занятия не проводилось, - и он поднял на нее потемневший взгляд.

- Ну ладно, - отчеканила она. – Ты еще пожалеешь об этом.

- Я жалею совсем о другом, - печально сказал Вадим.

***

Дальше ей не везло, она попыталась устроиться в другой ВУЗ, захудаленький, второстепенный, но там ее не взяли, вероятно, Вадим постарался. Одна из преподавательниц на кафедре сочувственно ей шепнула, что их проректору позвонили. Несколько месяцев безработицы, и Ольга дошла до того, что отправилась в школу возле своего дома. Но там для нее работы не нашлось, английский твердо застолбила за собой другая преподавательница. Ольга даже попросилась вести продленку, но ей почему-то отказали.

Наконец, она устроилась в ЖЭК в соседнем районе, в бухгалтерию. Это было не то, совсем не то. Подчиненных у нее не было, она сама была подчиненной. Но зато там ее оценили, хвалили за внимательность, тщательно оформленные документы и трудолюбие. Пятидесятилетие она справляла в доброжелательном коллективе, принесла торт, выслушала приятные слова. Все находили ее очень милым и отзывчивым человеком, и она знала, что это так и есть. Подлецы получают по заслугам, а здесь, в ЖЭКе, работали одни только женщины, и все они были по-разному несчастливыми.

Вечером она, как обычно, включила компьютер – проглядеть ленту в фейсбуке. Она всегда по вечерам листала ленты почти незнакомых людей, с которыми «задружилась», представляла, что там за кадром их постановочных фоток, иногда писала в комментариях что-то невинное, скрыто-ядовитое. Например, так: «какой хороший пейзаж» - там, где женщина явно демонстрировала свою фигуру в бикини. Или «как хорошо вы выглядите для своих лет», если дамочка полагала, что ее могут принять за подружку взрослого сына. Электронную почту Ольга почти не открывала, туда ничего ей не приходило, разве что квитанции за электроэнергию.

Но сегодня ей что-то блямкнуло – одно непрочитанное. Порядка ради она зашла в почту – удалить ненужную рекламу. Но там оказалось письмо. Ольга открыла его и вперилась в него глазами. Написано оно было по-английски.

«Здравствуйте, Ольга Сергеевна. Наверное, вы меня помните, моя фамилия Яковлев, Михаил, хотя здесь все зовут меня Майкл. Не знаю, как вы, а я все эти годы не мог вас забыть. Вот, думаю, возьму, напишу, может ваша старая почта и сохранилась, на которую мы слали вам курсовые.

Надеюсь, вы живы и здоровы, потому что я пишу поблагодарить вас. Да, да, не удивляйтесь. Но расскажу по порядку. Когда вы сломали мне жизнь, а это у вас получилось отменно, я, разумеется, ненавидел вас всей душой. Казалось бы, ну отчислили, бывает, но мне все отправляла мысль о вас. Все всегда относились ко мне хорошо, и я не понимал, почему вы такая стерва. Стыдно сказать, но началась у меня тогда настоящая депрессуха. Я начал пить, заедать все пиццей – я устроился в пиццерию, потом у меня пошел какой-то гормональный сбой. Я дико поправился, ни с кем не общался, Светка меня бросила, и я вообще подумывал о том, чтобы покончить с собой. Напугал всех дружков этими разговорами, да и не было у меня уже дружков, если не называть так тех, кто со мной выпивал. Плюс был только один – той осенью военкомат про меня забыл, а к следующей весне у меня была уже такая степень ожирения, что в армию меня попросту не взяли. Мама у меня умерла, и вот как-то вечером, сидя дома, я маялся от безделья и думал, что со мной сотворила одна чокнутая тварь.

А потом как опомнился – с какой, ко всем чертям, стати, я делаю то, что принесет вам только радость? Если вы ненормальная, то почему я должен сойти с ума? Деньги у меня были, немного, но тратить-то особенно не на что… Взял я, да и пошел на курсы английского. Просто так, назло вам. Дело шло не очень, к языкам я, видимо, и впрямь не способен, но как-то потихоньку… Сел на диету, начал ходить в тренажерку. Потом мне вдруг стало тесно тут, в нашем городе. Накопил я деньжат и купил билет в Сербию, захотелось на море. Да так и остался там. Там ведь просто – три месяца живешь, потом пересек границу в Хорватию и сразу обратно – визаран называется. Устроился там тоже в пиццерию, зарабатывал куда больше, чем тут, открыл свою небольшую кафешку. И язык, главное, продолжаю учить. Ни дня без десятка новых слов – так я себе поклялся. И знаете, дело пошло. По-сербски говорить не умею, приходилось везде по-английски. И знаете, что дальше? Ни за что не угадаете. Не поленился, подал и выиграл я грин-карту.

Живу теперь в Штатах, у меня свой бизнес, женился. Жена, между прочим, очень похожа на вас. Я специально так подбирал. Когда она мне… гм… оказывает кое-какие особые услуги – ну вы понимаете, - я представляю вас, и это так прибавляет кайфа!

Да ладно, шучу, не такой я мстительный тип. Жена моя – афроамериканка, она классная, чемпион по женскому боксу. Двое детей. А, я сейчас фоточку вам прикреплю.

Я вот что хотел-то… (с этого момента буду по-русски, так точнее получится). Ну, как уже говорил – спасибо вам сказать. Если бы не вы, закончил бы я этот задрипанный институт и сидел бы в какой-нибудь занюханной конторе. Не увидел бы ни жизни, ни мира. И ведь правы вы были – как ни крути, страдания пошли мне на пользу.

Не, не подумайте, что я о деньгах, хотя, мировую экономику и язык я теперь, получается, все-таки сдал. Просто я думать немного начал. Понимать других, что ли. Про мать вот… как она умирала одна, пока я по девчонкам бегал и жизни радовался. Мы с женой, знаете, даже сделали небольшой фонд – помощи людям. Поддержку студенткам, которые залетели, чтобы им на учебу хватало. Это она так придумала, ее тоже, как и меня, мать-одиночка растила.

Ну и еще... Какие-то странные у меня ощущения. Я про вас ни одного дня своей жизни не забывал. Словно все, что делал – делал для вас, как будто вы видите. И как-то вот так получилось, что ностальгия по родине – а она, конечно, есть, как без нее, - у меня тесно связана с вами. Вот вы – вот и она, родина. Дом… он такой дом. Не хочется терять с ним связь. А кроме вас у меня там никого не осталось… по крайней мере, настолько неравнодушного.

Короче, вы, наверное, не поймете… но можно… можно я буду писать вам хотя бы изредка? Ответьте, пожалуйста, хотя бы в память о моей испорченной зачетке. Так как, Ольга Сергеевна, можно?»

Она несколько минут разглядывала приложенную фотографию – спортивный подтянутый парень лет тридцати, такой же красавец, как раньше, только еще и загорелый, и куда более мускулистый, в белоснежных шортах и майке обнимал стройную чернокожую девушку с дредами в коротком красном платье «а ля рио», а возле них прыгали две близняшки-метиски лет четырех, хорошенькие до невозможности.

Руки у нее подрагивали. Она нацелилась на клавишу удалить, но вместо этого почему-то ткнула на кнопку «ответить».

Медленно, по одной букве, выбила единственное слово.

«Можно», - написала она. И нажала «отправить».