Как нам устанавливали газ
(рисунок Наталии Маркус)
Дом наш был маленьким, полутораэтажным, в виде буквы «Г». Наш дворик выходил в другой, большой проходной двор. Один выход из него вел на Вторую Брестскую к школе, а второй — через арку примыкающего дома на Большую Грузинскую к трамваю «Аннушка».
А дерево возле моих окон посадила я — нашла на школьном дворе веточку без единого листочка, сунула в землю и каждый день поливала. Оказалось, что это тополь. Дерево это до сих пор живо, оно выросло выше дома. Недавно я была на этой улице, и его видно со стороны проезжей части.
Мы считали оба двора одним большим двором, и все события, происходящие в нашем дворовом мире касались нас всех — и детей и взрослых. Поэтому, когда мы узнали, что будут проводить газ, для всех это стало большим событием.
«Да, — говорили люди, — газ, конечно, вещь! Но что будет с сараями? Неужели снесут?»
Кроме дров, в сараях хранились разные вещи, не очень ценные, но нужные, которым не хватало места в наших тесных скученных коммуналках: тазы, всякие банки, кастрюли, старые одеяла и пальто, санки, доски, табуретки и другое старье, с которым людям жалко расстаться.
Мне было лет десять-двенадцать. Однажды, возвращаясь из школы, я увидела, что во дворах начали рыть траншеи. Очень скоро наши дворы стали похожи на поле военных действий: сеть длинных траншей на ширину человеческих плеч и глубиной в человеческий рост (ведь копали их рабочие вручную).
Для нас, ребят, появилось новое поле для игр в войну. Мы спрыгивали в эти траншеи, бегали по ним, кидались друг в друга комьями земли, при этом беспрерывно орали. Нас ругали, мы грязные разбегались по домам, чистили одежду. Ели, делали кое-как уроки и выходили опять во двор.
Вечером с работы шли люди. Некоторые останавливались и обсуждали дворовые раскопки. Околачиваясь возле взрослых, мы слушали их разговоры и невольно наблюдали за ними.
Однажды в выходной во дворе было особенно много народу. Я услышала какой-то шум и сразу выскочила из дома. Вижу: в траншейной яме взад-вперед бегает всем известная пьяница Тамарка и орет во все горло. Вся лохматая, кофта расстегнута, глаза дикие. Видимо, в пьяном виде она свалилась в траншею и теперь не могла понять, что с ней случилось, и почему яма такая длинная, не заканчивается. Она махала руками и вопила: «Спасите, помогите, не надо меня закапывать!» Вылезти она не могла. Народу прибавлялось, все смеялись. Это и вправду было смешно, но все-таки мне было ее жалко. Потом ее вытащили. Она поплелась к дому, и все разошлись.
Скоро трубы были проложены, траншеи закопаны и во дворе все стало по-прежнему. А газ подвели к каждой квартире. В нашу печь установили газовые форсунки, теперь вместо дров горел газ, и печь нагревалась. Газ провели и в кухню, установили газовую плиту с четырьмя конфорками. Мы не могли поверить в такое счастье, ведь до этого были только примуса и керосинки с плоскими фитилями. Чтобы всегда был керосин, мы ходили за ним в керосиновую лавку. Иногда я бегала туда одна, на Первую Тверскую-Ямскую с бидоном. Мне нравился запах в этой лавке. Там было все, что нужно для хозяйства. Кроме керосина, там можно было купить черное хозяйственное мыло, гвозди, фитили, восковые свечи и всякое другое.
Я любила покупать свечи. Когда отключалось в доме электричество, мы зажигали свечи или керосиновую лампу. На живой огонек, особенно на горящую свечку, я могла смотреть, не отрываясь. Ощущение таинственности завораживало, вся комната во мраке, тихо. Бабушка сидит на диване и тоже смотрит на огонь. Наверное, вспоминает, как жили они раньше при свечах. От дыхания пламя колеблется, из-под него наворачиваются теплые восковые слезы. Понемногу свечка укорачивается, но становится все красивее. Наверное, в старину читали при таких свечах.
Я представляла красивые большие подсвечники в залах, а там сидели дамы в длинных платьях. Я вообще фантазировала по любому поводу.
Ну вот включается свет, мои фантазии выключаются, и я задуваю свечу, снимаю теплый мягкий нагар и скатываю из него шарик.
А сарайчики наши, конечно, снесли.
(рисунок Наталии Маркус)