Дом

Ну, нет... Этакие встряски не для моего возраста. Конечно, для деревенского дома я вовсе не старик, но шестьдесят – согласитесь, не мало. В таком возрасте хорошо попасть в надёжные, работящие руки, чтобы поддерживали в добром здравии, подлатали да обиходили.

Конечно, молодые хозяева – это хорошо. Но разве же это хозяева? Точнее, к нему-то у меня претензий нет. Ну, молодой ещё, пока старики живы были,  в основном в городе торчал. Всё-таки для дома главное – хозяйка, она и мужа направлять должна, что сделать да где починить.

Правда, не совсем я деревенский, скорее, поселковый. Грамотный, не какой-нибудь там примитив. У меня и электричество есть, и водопровод, и телефон даже. Правда, удобства во дворе. Но терраска, опять же, культурная. Я ведь многое в жизни повидал, всякие во мне проживали... И пили, бывало, до полусмерти, и дрались. Но крепкие были люди, от земли. Знали, как подойти к любому делу.

Как мой новый хозяин один остался, я всё ждал, чтобы оженился он поскорее. Присмотрел ему кое-кого. Мой дружок, пятнадцатый номер, с конца улицы, давно рекомендовал хозяйскую дочку. Деловая бабёнка, хваткая, и за птицей, и в огороде, и по хозяйству – всё успевает. Пару разочков даже приходила она к моему, да он, дурак, так ничего и не понял. Или сделал вид, что не понимает.

И вот... Дождался я на старости лет! Привёл мне...

Городскую привёл. Да ладно бы просто городскую, тоже ведь разные бывают. А эта... Кисейная барышня, ветром подует – и нет её. Шейка тоненькая, ножки худенькие, пальчики длинные. Не иначе, как на роялях обучались.

– Ой, – говорит, – а тут у тебя совсем неплохо, а я себе представляла такую огромную печку и стены деревянные. Обои даже есть! А на этой печке нельзя спать?

Насмотрелась кино-то, нормальной рабочей печки и в глаза не видела. Потом прошлась, по сторонам огляделась. Только книжек, говорит, у тебя мало... Когда тут ей книжки читать! Ха!

Мой ей говорит: «Садись обедать, я борща наварил». Она уселась, головку ручкой подпёрла, ни тарелок поставить, ни хлеба нарезать. Ждёт, значит, когда накормят. Островатый только борщ у тебя, заявляет.

Ладно, думаю, авось, как пришла, так и уйдёт... Нет, женился-таки. Привёз, с чемоданчиком. Только я это так оставлять не собираюсь! Сам себя уважать перестану, коли не сбежит она отсюда через месяц со своим ридикюлем. Да надо мной уже все дома на улице потешаются: вот так хозяйка у тебя, старичок! Одно унижение... Теперь точно превращусь в развалюху при такой жизни! Нет, нет и ещё раз нет! Поживём – увидим, кто кого.

Ну и началась тут у нас потеха. Хозяин утром на работу, а она – один на один со мной. Вижу – боится она меня. Точнее, побаивается. Это, думаю, хорошо. Правда, решила приняться за уборку. Носки мужнины из-под дивана повыгребла, а вода-то холодная, тут тебе не город. Одновременно за бельё схватилась. Крутится, крутится, а воз и ныне там. Я ведь несколько лет холостяцким простоял, а она с такими ручками за один день управиться хочет! Да и не знает она, как и что надо, с чего начинать.

Но упрямая, не сдаётся. Стала шкафы разбирать, а там – ещё старых хозяев имущества видимо-невидимо. Взяла и повыбрасывала она все старьё безжалостно. Даже на тряпочки ничего не оставила, глупая. Настоящая, экономная хозяйка так в жизни не поступила бы! И банки с крупами, и варенья засахаренные, из которых ещё можно было морсу понаделать – всё на помойку отправила, отравиться, видать, побоялась. Зато фотки старые да письма, которым только в печке и место, сложила так аккуратненько – и в шкафчик.

Взяло меня тогда зло окончательно, и объявил я ей настоящую войну. Ну, до слёз довести её оказалось делом пустяковым. Даже моих стараний не понадобилось.

Я вообще-то всяких грызунов не слишком уважаю, но без мышек – что за деревенский дом? Пусть себе крошки подбирают, только не плодятся чрезмерно. А вот крыса – это уже беда.   

Но хозяюшке моей и мышки хватило с лихвой. Мыши – они ведь тоже не дурочки, чувствуют человеческую слабинку. Вылезла одна такая и на плите уселась, как только эта цаца обед варить собралась. Взвизгнула девчонка, ну топать: кыш, кыш! А мышка смотрит этак презрительно и уходить не собирается. Сама, мол, пошла. У той, вижу, все поджилочки уже трясутся, слёзы брызжут, нет, чтобы огреть эту мышь как следует молотком, сама кинулась вон из дому. Ну, уж я и хохотал! Даже окошки звенели.

Возвращается минут через десять – с соседом. Тот, вижу, тоже радуется до невозможности. Мышка, как его увидела, долго ждать не стала, сама улепётнула. А девчонка: спасибо вам, спасибо большое. Типа, давай, тоже до свиданьица. А он и не собирается уходить, понятное дело. То да сё, вижу, подвигается к ней, ну и давай лапы распускать. Люди тут у нас простые, без церемоний. Интересненько, думаю, что же будет! Сейчас выдаст что-нибудь типа «Не смейте ко мне прикасаться, мужлан!»

Только не успел я и дверью скрипнуть, даже понять ничего не успел, гляжу – а мужичок-то уже вылетает с крыльца, а она ему ещё и пендаля умудрилась дать для ускорения! Вот это, думаю, да, во тихоня даёт! Даже зауважал её чуток. Ну, всё равно, небось, вечером мужу нажалуется, между соседями свару затеет. Нет, ничего не сказала. Может, боялась, её ругать начнёт, что соседа привела. И про мышку не заикнулась. А на другой день пошла в магазин и купила мышеловку. Вот только зарядить её так и не смогла, несколько раз себе по пальцу долбанула. Полчаса я развлекался, наблюдая за этим процессом. Наконец, не выдержала она и запузырила мышеловку в угол со всей дури.

Ну, думаю, теперь самое время. Трубы-то у меня старые, хоть и держусь ещё кое-как, и краны ржавые. Перекрыл я ей воду, короче, умею я такие штучки делать. А колодец – у чёрта на куличках. Давай, думаю, сходи. Она на ведро смотрит – вижу, не представляет, как его поднять-то даже пустое. Ладно, делать нечего, потащилась. Приволоклась через час, мокрая с головы до ног. А я ей тут – сюрприз! Пробки вышиб, электричество отключил. Дело к вечеру. Света нет, электроплитка не работает, газ закончился, воды – только та, что в ведре. Холодильник вот-вот потечёт. В доме холод. А темнеет быстро.

Полезла спички искать. Нашла. Ходит кругом печки, примеривается. Неужто топить собралась? Вот потеха-то будет... Правда, она каждый вечер смотрела, как муж печку растапливал, вопросики всякие дурацкие задавала: а эта «штучка» зачем, а та дырочка для чего? Да ведь по книжке-то печку не растопишь. Печечка у меня уже старенькая, с выкрутасами, к ней подходец нужен.

Ладно, дров кое-как натаскала, все ручки свои исцарапала. Заслонку открыла, помнит, значит, что и как надо. Да нет чтоб сперва лучинки тонкие зажечь, запихала сразу три «бревна» сырых здоровенных. Бумаги подложила, зажигает. Бумага сгорела, всё потухло опять. Около часу мучилась, наконец, завязался огонёк. Тут я и постарался. Дымит моя печка из всех щелей – мало не покажется. Она – окна открывать, дверь  нараспашку, кашляет. Хвать своё ведро – и залила!

Кругом чад, грязь. Уселась она на пол – и реветь! Ну, думаю, наконец-то, проняло тебя! Но упрямая девчонка поревела-поревела, встала, и давай всё начинать по ново.! И растопила-таки, елки-метелки! Умудрилась даже чего-то там сварить, на печке. А потом, представляете, уселась себе на диванчик – и за книжку, как ни в чём не бывало! Как будто дел больше нет.

А в огороде, кстати, скоро одна крапива расти будет. Муж ей, между прочим, так вечером и заявил. Я бы ещё добавил, где это видано – столько читать, бездельем-то маяться?!

Гляжу, принялась на другой день за огород. Чего она там наковыряла, не знаю. Вместо сорняков, небось, половину морковки повыдергала. Я глядел во все окна. Копалась чего-то, а потом всё за спину держалась – болит у неё, видишь ли. Явилась – руки в волдырях, ногти в земле, не отмываются. Взялась свой маникюр восстанавливать, да куда там! Плюнула, смотрю, да и обрезала все ногти. Так тебе, конечно, и надо.

Ничего-ничего, думаю, ничего! Ты у меня ещё наплачешься. Вскоре как раз выдался такой денёк, муж её ночевать в городе остался, дела у него были. Значит, в полном моём распоряженьице остаётся красавица писаная!

Вот за окошком стемнело, ни один фонарь у нас в поселке никогда не горит, в домах огоньки погасли, на улице ни души. А у моих-то даже собачонки паршивенькой нет, чтобы погавкала. Заперла, гляжу, она все двери, а сама места себе не находит. Телевизор старенький давно не работает. Попробовала за книжку свою – тоже никак. Встала, пошла набрала каких-то банок, стул прихватила, приставила к дверям – вроде как, если кто войдёт, наткнётся сразу – вот смех-то! Потом постель разобрала, нашла в кладовке топор, положила его под кровать. Погасила свет. Ну, тут я и начал действовать! Знаете, что такое деревенский дом? Брёвна рассохшиеся, поскрипеть да постонать – никаких проблем! Да ещё мышки по кухне гуляют, да не как обычно – шур-шур, а совсем разошлись, посудой звенят, кажется, что кто-то в доме есть, топает. Вскочила она, свет включила: никого, ничего, тишина. Снова легла – я опять за скрипы-стоны. Так всю ночь её и мучил. Думаю, всё, на утро манатки соберёт – и домой, в город к себе. Фигушки. Забыла она про ночные страхи – и в огород опять. Вернулась довольная, с огурчиками свежими, с зеленью.

 Достала книжку и взялась огурцы мариновать. По книжке-то! Ну, ничего, закрутила. Правда, крышек десять перепортила и машинку чуть не сломала закруточную. Под деревенскую косит, значит, за заготовочки взялась. Ладно, посмотрим, как ты всё это в погреб завтра спустишь. Там ты у меня ещё не была, а я тебе подарочек приготовил.

Не люблю я, конечно, тварей этих, да больно случай удобный подвернулся. Соседка морила крыс, вот одна и подохла у меня в погребе, прямо посерединке. Поволновался я только, думал, девчонка и крышку погреба не откроет. Крышка тяжеленная, крючочек крохотный. Открыла-таки, но как сама не свалилась в погреб вместе с этой крышкой, для меня просто загадка. Полезла по лестнице, только спустилась с банкой – глядь, а там крыса дохлая, здоровая и жирная! Чуть банку не уронила. Да только почему-то не завизжала, как давеча с мышкой, а только охнула. Взлетела по лестнице, стоит, призадумалась о чём-то. Потом вздохнула эдак тяжело и пошла за совком. Да ещё кочергу прихватила. Спустилась вниз, кочергой кое-как запихнула крысу на совок, глаза сама щурит, голову отворачивает, чтобы не глядеть на крысу, да и пошла, выкинула за огород тварь эту.

Вот смотрю что-то я, ничего девицу мою не берёт. Дела у неё как-то наладились потихоньку. Правда, и я подустал ей новенькое-то придумывать. Дремлю, бывало, днём, к вечеру проснусь – смотрю, уже баночек пять салатиков да вареньиц у печки под телогрейкой перевёрнутые. Вода на плите в двух чанах стоит про запас. Обед сварен, дома чисто, в огороде – более-менее порядок, да ещё, вот неисправимая, вечерком – на диванчик да с книжечкой своей умудряется.

Всё равно, конечно, куда ей со всеми делами управиться… Мне бы крылечко покрасить надо, рамы поменять, да многое чего ещё, ей и невдомёк. Только как-то выдохся я, и злость моя в трубу улетучилась. Соседи мои всё подшучивают, а я уже – без внимания, надоело. Ну, живёт, и пусть себе живёт, Бог с ней, с девчонкой-то. Может, когда и других хозяев судьба пошлёт, получше, да порасторопнее, а пока – ну что тут поделаешь... Сойдёт и эта пока...

Как-то к ней приехала из города подружка, всё ахала да ужасалась: как ты тут, бедненькая, совсем одна, в этом ужасном доме, без ванной! А она ей вдруг и говорит так задумчиво: «Знаешь, а я люблю этот дом... Он мне как будто родной. По-моему, он меня принял, я ему нравлюсь, ты понимаешь, о чём я?» Подружка покачала головой: «Нет, не понимаю. О домовом, что ли?» Вот дура-то. В домовых верит! И уехала...

Ну и не нужны нам такие гости!

Так прошёл год. Но вдруг случилось непонятное – исчезла моя девчонка куда-то! Хозяин сам стал показываться только изредка, побудет, посмотрит, как дела, и снова уезжает. Неужто, думаю, раздор между ними произошёл? Да что-то я и не видел, когда? И, представляете себе, вдруг понимаю, что мне как будто её и не хватает уже. Такая тоска меня взяла, что сам от себя не ожидал. Думаю даже, пусть бы она себе хоть весь день лежала со своей книжкой толстой, только бы вернулась! А то приведёт теперь себе парень какую-нибудь ещё... новую.

Да я и представить себе не могу здесь никаких других! Вдруг она тут свои порядки заведёт! Картинки, которые моя поразвесила, со стенок повыкидывает... Халатик её ещё наденет! И так мне стало почему-то худо, что даже крыша у меня протекла. Хозяин всё бегал, тазики подставлял, в выходные как мог, залатал. И опять уехал куда-то.

Прошли ужасные четыре месяца. А потом хозяева вдруг вернулись – но не вдвоём, а втроём! Вот оно, оказывается, в чём дело-то было, и как я не заметил? Худенькая она у меня просто... А последние месяцы, наверное, в городе жила, одной всё-таки страшно здесь было в её положении. Миленькая моя! Привезла мне такого замечательного малыша! Будет топать у меня теперь по всему дому, лепетать.

Господи, вот это счастье так счастье на старости лет привалило! Эх, значит, поживём мы ещё, поживём... Поскрипим...